В начале июня прошлого года Алина Фаркаш вместе с семьей эмигрировала в городок неподалеку от Тель-Авива. Прошло уже достаточно времени, чтобы делать первые выводы, но и не так много, чтобы забыть московские реалии.
ОЖИДАЕМОЕ
Когда мы собрались переезжать в Израиль, многие нас пугали миллионом разных вещей. С большинством из них мы так и не столкнулись.
Например, говорили об одиночестве и том, как тяжело будет на чужбине без близких людей и друзей. Но так вышло, что половина моих друзей вскоре тоже переехала и мы с ними видимся теперь гораздо чаще, чем в России. С остальными все так же болтаем в «Фейсбуке» и по «Скайпу». А еще за полгода, проведенных в этой стране, я встретила такое количество новых людей и друзей, сколько не встречала за десять лет жизни в Москве. Не потому, что в Москве мало хороших или интересных людей – много, конечно, а потому, что твоя жизнь после переезда становится настолько насыщенной и концентрированной, что полгода можно приравнять к десятку на старом спокойном месте.
Говорили про то, что «в Израиле так сложно найти работу, тут такая большая конкуренция!» Но это тоже странный аргумент, будто в Москве конкуренция меньше. Большинство моих знакомых в первый же год нашли работу по специальности и чувствуют себя вполне неплохо. По моим ощущениям, нет никакой отдельной «израильской» или какой-либо другой ментальности. Есть разные круги общения, разные компании. Большая корпорация в Израиле будет похожа на большую корпорацию почти в любой стране мира. А маленькая семейная фирмочка – на любую другую маленькую и семейную. В последнем случае вам может очень повезти или очень не повезти – все будет зависеть от личности хозяина, как и в любой другой стране мира.
Пугали «нелюбовью к русским» – и опять же, по моим наблюдениям, выходит так, что в приличных компаниях, с которыми бы мне (и, подозреваю, что вам тоже) хотелось бы общаться, нет никакой ненависти ни к русским, ни к эфиопским, ни к каким другим.
Еще пугали летней жарой – девять месяцев ада! – и зимним холодом – квартиры не отапливаются, ходим по квартирам в куртках и шапках!
Все это оказалось неправдой или не совсем правдой. Например, зимой в квартире было холоднее, чем в московской, когда топят так, что ты ходишь в одних трусах и дополнительно открываешь форточки. Но тут вообще очень условная разница между улицей и домом, что мне, скорее, нравится. Это значит, что одна стена нашей гостиной выходит в сад, окна раздвигаются, и граница между квартирой и улицей исчезает в буквальном смысле. И я, например, могу в пижаме выйти на улицу, чтобы выбросить мусор. И при этом, совершенно не смущаясь, накидываю легкую пуховую куртку, когда хожу дома. Еще полгода назад меня бы ужаснула последняя фраза, но изнутри, отсюда это кажется абсолютно естественным и ненапрягающим.
И НЕОЖИДАННОЕ
Впрочем, близость улицы несет в себе массу неожиданного для бывшего жителя большого города. С одной стороны, прямо за нашим окном находится большое мандариновое дерево с самыми вкусными мандаринами в моей жизни. С другой – на нем свила гнездо пара колибри, которых я боюсь. Еще в дом регулярно заползают огромные слизняки – мы их находим по липкому следу. Пауки. Огромные тараканы. На нашей кухне я регулярно обнаруживаю чужих котов, которые воруют нашу еду. Бабочки. Пищевая моль гигантских размеров. Вши – я обрабатываю голову теперь чаще, чем делаю маникюр. Близость природы и теплый климат, способствующий распространению вшей, в среднем по четыре ребенка в семье, густые кудрявые волосы, спокойное отношение местных жителей к этому явлению – и вот уже вши перестают быть вашим кошмаром и становятся обыденностью. Плюс: я больше их не боюсь. Минус: достало! Бонус: так везет только некоторым, видимо, это как-то связано с группой крови или чем-либо в этом роде. Мои муж и сын, например, почти никогда ими не заражаются. А на нас с дочкой они совершают настоящие паломничества. Будто все вши Израиля отслеживают наши перемещения в режиме реального времени и готовят тщательно спланированные спецоперации по нападению на нас. Впрочем, я уже почти достигла израильского дзена в этом вопросе и перестала стесняться. В конце концов, современные средства очень эффективны и практически безопасны.
Гораздо больше меня расстраивает холод. Я на полном серьезе ожидала две недели прохлады, а весь остальной год – сплошное солнце, море и купальники. Но зябко мне было почти пять месяцев подряд! Тут дома строят так, чтобы внутри было холоднее, чем снаружи, – борются с летней жарой. Осенью и весной, когда на улице тепло, солнце и +25, в доме довольно прохладно и противно. И кондиционер на обогрев ставить как-то странно и глупо, поэтому я мерзла, куталась в два пледа и думала, почему все страдают от израильского лета, но никто не говорит об израильских осени и весне. А лето мне, кстати, понравилось: сильно жарко было только один месяц, но и то это был – ужас, но никак не ужас-ужас-ужас, как обычно описывают.
А вот следующий пункт оказался прямо противоположным тому, чем меня пугали. Мне рассказывали о чрезвычайном, до полного разрушения границ, дружелюбии и общительности израильтян. Что вы будете прямо отбиваться от предложений сходить в гости, дружить и общаться. Этого не произошло. Сейчас мы дружим с очень большим количеством русскоязычных людей – как совсем новеньких, так и тех, кто тут родился и прожил сорок лет. У нас сложилась теплая компания с несколькими американскими девушками, венесуэльской, немецкой, словенской и английской. И почти все они жалуются на закрытость израильтян и невозможность завязать хотя бы приятельские отношения. «У израильтян обычно очень большие семьи, – рассуждает моя новая американская подруга, – все праздники они проводят вместе, много общаются между собой, много времени проводят с детьми и на работе… У них просто не остается времени, сил и желания, чтобы заводить каких-то новых друзей! Все ниши уже заняты». Эту же теорию подтверждает тот факт, что недавно нас нашли очень дальние родственники мужа, которые живут в Израиле много лет. Инициатором была семнадцатилетняя дочь его троюродной тети. Она никогда нас не видела и не знала о нас ничего, кроме того, что мы существуем. «У всех тут так много родственников, а у нас никого, – сказала она, – мне так хочется тоже встречаться большой компанией!» Синеглазая брюнетка модельной внешности и неземной красоты страдала от отсутствия большой компании родственников рядом!
И, наверное, главный пункт, о котором, конечно, предупреждают, но вскользь – это проблема самоощущения. Самоопределения. Поиска своего места в новом обществе. Тут у меня внезапно пропала уверенность в себе. Если в Москве я легко поддерживала разговоры на улице, легко знакомилась, приглашала в гости, придумывала вечеринки – я знала, что если я вежлива, мила и адекватна, то в ответ люди тоже будут вежливы, милы и адекватны. А кто не будет – тот сам дурак. Но тут, на новом месте, я стесняюсь. Мне страшно быть навязчивой. Мне страшно быть неинтересной. Страшно, что со мной общаются из жалости – как с новым репатриантом, нуждающимся в поддержке. Неудобно, что мне часто бывает нужна помощь, например, понять, что за счета нам пришли и где их можно оплатить. В Москве я легко просила и легко отдавала. А тут, впервые в жизни, просить мне приходится гораздо чаще, чем давать. И это мучает и заставляет чувствовать себя неловко, будто ты не совсем полноценный член общества.
Никогда бы не подумала, что тяжелее всего будет переживаться эта беспомощность. Потеря своей взрослости и социальных навыков. Вот ты был сильный, ловкий и умелый. А вот ты стесняешься пригласить соседку на чашку кофе. Мне кажется, что большинство ломается именно на этом. Или вырастает и становится еще взрослее и сильнее. И тогда перед тобой открывается весь мир.
Свежие комментарии