На прилавках книжных магазинов Москвы появилась «Энциклопедия ГУМа», составленная историком и искусствоведом Григорием Ревзиным. В двухтомном издании раскрываются многие секреты главного магазина нашей страны — за что ГУМ любили и почему завидовали, как соседствовала элитная торговля и спекуляция и почему многие до сих пор помнят вкус особого мороженого в вафельных стаканчиках. МОСЛЕНТА в числе первых прочитала новую книгу и выбрала самое интересное.
О московской утопии
«Представьте себе на минуту, что вам нужно одним рывком, за пять лет, превратить такой майдан в самый большой, модный и продвинутый универмаг Европы. И сделать это, соблюдая интересы тех, кто торгует на майдане, и в соответствии с действующим законодательством, которого люди не понимают, которому не верят и которого боятся. Тогда вы поймете уровень менеджерских задач, которые были решены при строительстве Торговых рядов.
Это был проект, соединивший в себе высшие достижения урбанистики, инженерии, бизнеса и менеджмента, совершенно беспрецедентный для России проект, осуществленный быстро, уверенно, так, будто бы таких Рядов мы уже построили десятки и прекрасно знаем, как и что делать. То есть это было, чего уж говорить, чудо, редкая получившаяся в России утопия».
О Сталине
«ГУМ мог не соответствовать его личному вкусу. Товарищ Сталин был хорошо обучаемым эстетом-архаистом и ориентировался на образцы высокого аристократического стиля «золотого века» Российской империи. Что в литературе, что в театре, что в музыке, что в архитектуре он терпеть не мог проявлений буржуазного века и норовил проскочить непосредственно к пушкинской эпохе, а то и пораньше, к Петру Великому. Архитекторы и искусствоведы его времени «русский стиль» считали образцом безвкусицы и могли его научить, что аристократично, а что по-купечески.
Да и если посмотреть на его Генплан Москвы — с уничтоженным Охотным рядом, со снесенным храмом Христа Спасителя, с непостроенным Дворцом Советов и построенными гостиницей «Москва» и зданием Совнаркома — то понятно, что ГУМ в эту картину категорически не вписывался. Кудрявый какой-то. Удивительно на самом деле не то, что он хотел снести ГУМ, а то, что в итоге ГУМ не снесли».
О значении в истории
«ГУМ стал символом оттепели потому, что собрал в себя очень разные смыслы. Это был поворот к производству товарного изобилия, и в этом смысле поворот от Сталина. Это было возвращение к НЭПу, символом которого он был в 1920-е годы, — по недоразумению это называлось тогда «возвращением к ленинским нормам». И это была вера в прогресс, последняя надежда на построение коммунизма в СССР. Новый хрущевский ГУМ продавал не только товары. Он продавал надежду на то, что все у нас получится».
О сочетании несочетаемого
«В замысле Микояна, который он реализовал в хрущевские времена, было зашито противоречие. Он заимствовал формы американского универмага, не различая элитарных и демократических институтов: видимо, полагал, что при переносе в коммунистическое общество эти различия уничтожаются. Торговый зал самообслуживания с кассой — форма демократическая, магазин готового платья с системой квалифицированных продавцов-консультантов в пропорции один продавец на одного покупателя — это бутиковая торговля . В ГУМе они жили вместе. Продажа выкроек по копеечной цене в отделе тканей — это «сделай сам», а рядом существовал Демонстрационный зал с живой музыкой и рецензиями искусствоведов.
В ГУМе одно было продолжением другого. То же самое и с продуктами: невозможно представить себе, как заставить функционировать рядом очередь за колбасой и систему, где ты проходишь мимо прилавков, бросаешь продавцам: «Окорок порежьте и заверните» - и идешь выбирать сыры, а тебе вослед все это взвешивают, расфасовывают, собирают в одном месте, и ты там расплачиваешься за все сразу».
О легендарной «200 секции»
«Двухсотка» была государственной тайной, осознавалась как нечто не подлежащее огласке. У входа в секцию с Красной площади размещался особый пост милиции, внутренний вход из отдела «Ткани» был тщательно замаскирован, продавщицам были даны строжайшие инструкции относительно процедуры допуска в товарный рай.
…Как ни странно, женам членов политбюро не очень-то нужен был этот элитарный магазин готовой одежды: во-первых, у них были слишком нестандартные фигуры, во-вторых, в тех редких случаях, когда они появлялись на людях, по протоколу они должны были быть одеты в индивидуально сшитые платья. «Двухсотка» была желанна и как воздух необходима как раз тем, кого туда почти не пускали — актрисам, дикторам телевидения, балеринам, манекенщицам».
Показ мод в ГУМе. 1963 год. Выкройки для моделей, представленных на показе мод, можно было также купить в ГУМе
О моде как об искусстве
«Гумовское ателье создавалось с размахом. Ему была присвоена категория «люкс», и было доступно преимущественное распределение тканей, которые в других ателье достать было невозможно: муар, парча, тафта, добротная шерсть, ритин, атлас и, входящий в моду, капрон. Близость к Кремлю создала здесь очередь из женщин государства, которых не смущала наценка в 70% на обслуживание даже по сравнению с ателье «первого класса». Здесь обязаны были знать гардеробы клиенток и не повторяться в фасонах, поэтому неудивительно, что в конечном итоге на основе того ателье возник методический центр индивидуального пошива.
От желающих попасть на показ мод в 1950-60-е не было отбоя: на лестнице перед входом в Демзал выстраивались очереди. Войти сюда мог любой покупатель, хотя вход был платным — 50 копеек после реформы 1961 года. Сначала показы шли один раз в день, но с конца 1950-х годов число сеансов было увеличено до двух или трех ежедневно. Таким образом, единственное в Москве зрелище с живой модной музыкой и девушками, одетыми в настоящие модные туалеты, могли наблюдать до тысячи человек в день.
Однако весь этот эксклюзив был намеренно поставлен на поток. Во-первых, зрители могли тут же купить журнал с моделями или даже сразу выкройку. Во-вторых, ничего не покупая, можно было просто что-то зарисовать для себя (что строжайше запрещалось в европейских домах высокой моды). Это было нечто среднее между фабричным конвейером и культпросветом, лекцией по ликвидации безграмотности в области модных тенденций, только вместо слайдов — живые манекенщицы».
О советском модном платье
«В отделе готового платья другие нормы, там, по замыслу, на каждого покупателя — свой продавец-консультант, потому что выбрать вещь самостоятельно — это трудно, человек запутается и выберет не то. Эта фабрика заработала в условиях, когда основную часть одежды шили сами, дома, и женщина, не умеющая шить, считалась не вполне нормальной. Платье там продавалось в виде выкройки, ткани и особого набора под названием «приклад» (нитки, пуговицы, подкладка)… Вещь продавалась тут как бы частями, ГУМ походил на магазин «Сделай сам». Покупатель в этом магазине — не потребитель, но некий соучастник магазина по изготовлению готовой вещи».
О вафельных стаканчиках
«Мороженое продавалось во всех больших универмагах, даже в Детском мире, но там это явно было мороженое для детей. В ГУМе же оно было взрослым лакомством, потому что в ГУМ ходили взрослые, солидные люди, командировочные, приезжие, готовые на подвиг ради семьи. Мороженое для них было спасением, и не только в смысле концентрированного обеда».
О «жучках»
«У гумовского фонтана спекуляция шла скромная, среднего уровня, в основном перепродавали то, что по каналам импорта приходило из-за рубежа для свободной продажи в обычных магазинах. Но между подсобками и общедоступными прилавками вставала могущественная личность продавца-товароведа или, того больше, заведующего секцией — и заветный импорт уходил нужным людям или просто спекулянтам.
Здесь были особые представления о моде и качестве, отражавшиеся в стихийно сложившихся ценах… Впрочем, иногда в толчее вокруг фонтана появлялись солидные товарищи — мелкие цеховики и тщеславные завхозы».
О тайне покупки
«Отличие упаковки ГУМа было лишь в том, что здесь существовала парадная бумага с круглыми цветными фирменными знаками, которая использовалась для подарков. Но большинство покупок заворачивалось в прочную простую обертку из грубой бумаги и перевязывалась желтой магазинной бечевкой, на которой ее можно было нести до автобуса или метро. В отличие от идеи западной подарочной упаковки, советская должна была скорее скрыть покупку, чем ее показать. Нечего, выходя сквозь толпу желающих, хвастаться личным успехом».
Отдел канцтоваров, 1974 год. Очереди в ГУМе были не меньше, чем в любом другом магазине
О репутации
«Фильм о работе Государственного универсального магазина в Москве появился в 1954 году, менее чем через год после смерти Сталина и нового открытия ГУМа. Его автором был известный режиссер-документалист Леонид Михайлович Кристи… Фильм был не документальной фиксацией дня универсального магазина, а такой же баснословной частью ГУМа, как его бистро или ателье индпошива. С той разницей, что там образцово продавали соки-воды или костюмы по мерке, а тут продавался сам образ чудо-универсама.
…От гумовских очередей оператор, где только можно, отводит глаз, и когда, после панорамного наезда на черную икру в банке, мы видим заполонившую галереи темную толпу покупателей, сравнение кажется случайным».
Свежие комментарии